В третью стражу [СИ] - И Намор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через полчаса, когда выбор был сделан, а 'гринвудовская' часть сознания в очередной раз удивилась деловой американской хватке, Матвеев расплатился и пригласил Марджори в ресторан. Впрочем, 'ресторан' - это громко сказано, просто очень приличный паб, с неплохой кухней и приличной публикой. Отчего-то Гринвуд, ещё задолго до Степана, облюбовал это тихое, уютное заведение, с интерьерами, оформленными 'под старину', с официантками в платьях служанок позапрошлого века.
Как обычно, зал был полупустым, и можно было выбрать практически любой столик, но Матвеев повёл Марджори к своему любимому месту, - в дальнем от входа углу, рядом с дверью на кухню.
Трапеза прошла в болтовне о пустяках, но среди них не нашлось места, ни кораблям и сургучу, ни королям и капусте. За десертом, Степан поинтересовался причиной одиночества Мардж в этот день.
- А где же ваша подруга Морти?
- Не поверишь, Майкл. В то утро, сразу после того как ты ушёл, мальчишка посыльный принёс с почты телеграмму. Старый хрыч, ну, - муж Мортиции, - дал дуба. В смысле преставился. Хоть и грех это, но Морти обрадовалась так, что немедленно села в машину и укатила в Лондон.
- И что? Так и бросила тебя одну? Тоже, подруга называется.
- Нет, всё правильно. Я и сама не хотела ехать в Лондон на авто. Предпочитаю по старинке - паровозом. Тихо. Ни откуда не дует, не трясёт. Иногда даже можно выспаться по-человечески.
- А дальше? Что ты делала там, рядом с автобусной остановкой?
- Ну, потом я приехала сюда, в город. Нашла Морти, - у той уже новый хахаль появился, то ли испанец, то ли ирландец. Зовут Гомес. Она мне все уши про него прожужжала. Замуж собралась. Поцеловались мы, как водится, да разбежались в разные стороны. Потом вспомнила я, как ты рассказывал, в каком красивом месте живёшь, ну я и решила посмотреть. Дорогу мне полисмены показывали. Заблужусь - спрошу. Снова заблужусь - снова спрошу. А потом и ты из автобуса на меня налетел, - Мардж кокетливо хихикнула, - как сокол на голубку.
- Не преувеличивай, всё случайно вышло. Зазевался, задумался, хорошо ещё без членовредительства обошлось. - Степан решил сменить тему разговора.- И что ты собираешься дальше делать?
- Думаю. По образованию я учительница младших классов. Может, в няньки к кому наймусь. У тебя нет никого на примете? Поприличней, конечно и чтоб руки не распускали.
- Знаешь, Мардж, пожалуй, я смогу тебе помочь.- Подозвав официанта, Матвеев попросил у него несколько листов бумаги, письменный прибор и конверты. Когда всё это появилось на столе, он быстро написал несколько рекомендательных писем знакомым Гринвуда, у которых были маленькие дети. Насколько Степан знал женщин, Марджори относилась к тому их нередкому типу, удивительно сочетавшему в себе несчастливость в личной жизни и огромный, практически неисчерпаемый, запас любви к детям.
'Из неё должна выйти отличная гувернантка или няня для маленького ребёнка, - думал Матвеев, подписывая очередное рекомендательное письмо, - жаль, что часто видеться с этой милой, смешной девочкой у меня не получится. Неизвестно что будет дальше и где это всё будет'.
- Ой, как я тебе благодарна, Майкл! - Но засиявшая было улыбка Мардж, вдруг погасла.- Понимаешь, прости, но я не смогу как следует отблагодарить тебя сегодня. Может через три-четыре дня. У меня, - тут Марджори покраснела, - 'празднички'.
Матвееву стало смешно и грустно одновременно. Перегнувшись через стол, он привлёк к себе девушку и, не обращая внимания на реакцию случайных свидетелей, крепко её поцеловал. Потом ещё раз. После третьего поцелуя, почувствовав, что Мардж стала таять как мороженое на солнцепёке, он отстранился и с улыбкой сказал,- какая же ты всё-таки замечательная. Я должен уехать, но я обязательно тебя найду...
Когда долгое прощание наконец завершилось и Марджори, размазывая тушь по щекам, махала ему из окна такси, Степан подумал что его нынешние планы, по сути, безнадёжная, отчаянная попытка сделать так чтобы причиной женских слёз в ближайшие годы были только житейские проблемы.
'Пусть ничего не выйдет, но по крайней мере я сделаю всё что могу'.
Глава 6. Три плюс два
Баст сидел у самого окна, и с улицы его было превосходно видно. Впрочем, видно его было и с того места, где стояла Таня. Как ни странно, выдержки ей хватило только на то, чтобы, не оглядываясь, выйти из кафе, пересечь улицу, и войти в здание вокзала. А может быть, и не было ничего странного, в том, что стоило оказаться вне прямой видимости, как ее "затрясло"? Остаться одной показалось вдруг страшнее, чем переместиться в прошлое.
Таня взглянула на часы и, убедившись, что время еще есть, бросилась искать хоть какое-то оконце, но, в результате, спряталась за решеткой ограждения и оттуда теперь смотрела на Баста фон Шаунбурга. На то, как он читает газету, и как пускает клубы сигарного дыма...
"Вот же невидаль заморская!"
Положа руку на сердце, Татьяна испытывала сейчас очень непростые и достаточно противоречивые чувства.
С Олегом она познакомилась четыре года назад. Коллега - зам генерального - выходил замуж, то есть, разумеется, зам - женился, поскольку был мужчиной, и на свадьбу среди прочих гостей прибыл двоюродный дядюшка из Израиля, про которого Борис нет-нет да рассказывал не без чувства юмора, но при этом явно гордясь. Дядюшка этот уехал уже давно, еще из Советского Союза, был там чуть ли не героем войны - горел в танке и все такое, хотя верилось в это с трудом - был женат, что крайне не характерно для русских эмигрантов, на латиноамериканке, и, кроме того, был то ли известным психологом, то ли не менее известным психиатром. Однако, в любом случае, Москвы он не знал, ни старой, ни новой, да еще и занять его чем-то требовалось, чтоб "под ногами не крутился". Вот Боря и попросил Таню побыть день-два гидом заморского гостя.
А гость оказался совсем не таким, как она ожидала. Не герой, и не богатырь, но мужик свойский и умеющий мгновенно к себе расположить. Тот еще ходок, судя по всему, хотя ни роста, ни особой "чисто мужской" красоты в арсенале Олега не имелось. Разве что ум и обаяние... Пожалуй, так. Но по-настоящему, как ни странно, он подкупил ее тем, что не стал тащить в постель. То есть, сначала это ей понравилось, но потом озадачило - тем более что у нее в тот момент никого не было, - а объяснилось несколько позже, во второй его приезд, который состоялся подозрительно скоро. То есть, она знала, что Ицкович в России бывает, но бывал он в основном в Питере, куда и друзья его обычно приезжали. А вот в Первопрестольной он лет тридцать не был, и ничего. Но вдруг приспичило. С чего бы это, спрашивается?
Нет, и на этот раз, он ей так ничего и не сказал. Словами не сказал, но глаза ведь тоже умеют говорить. Не знали? Напрасно. И он, возможно, напрасно усложнял им обоим жизнь, не имея возможности, уйти ради нее от жены, и не желая при этом, обижать Таню пошлым адюльтером. Но и Тане отчего-то не хотелось разрушать возникшую между ними "дружбу", а большее... А можно ли построить большее на основе коротких встреч раз в полгода? Возможно, может быть, чем черт не шутит... но у нее так не получалось. А потом...
То, что случилось с ней сейчас, было похоже на сказку. Жестокую, недобрую сказку, но волшебство от этого волшебством быть не переставало.
"Не так ли, подруга?"
"Не знаю, но он мне нравится... Он..."
***
"Семь пик... вист... пас, ложимся? Ход? Дядин! Стоя!" - В соседнем купе мужики айтишники и примкнувший к ним замгенерального резались в преферанс под коньячок, и по принципу "о бабах на работе..." обсуждали "хрен его знает, как ip-адрес поменялся, у главбуха винт дохнет, и после праздников UPS проверить надо", громко рассказывали довольно пошлые анекдоты, сопровождаемые взрывами хохота, и время от времени шикали друг на друга, призывая к спокойствию фразой: "тише - там женщины"!
Татьяна прекрасно понимала, каких именно "женщин" имеют в виду сотрудники мужеска пола, даже жест в сторону своего купе представила, улыбнулась, отложила книгу - "Почитаешь тут!", - отдернула занавеску и под перестук колес стала смотреть в темноту.
Снега не было уже в Бресте. За окном висела сплошная облачность с намеком на дождь - ни звезд, ни луны. Мелькающие там и здесь россыпи огоньков городков и деревень, черные поля; быстро бегущие серые сосны и елки; голые, - без листьев и чуть белее - стволы берез, подсвеченные неровным мелькающим светом из соседних вагонов.
Поезд шел с изрядной скоростью.
Низкий гудок локомотива превратился в пронзительный свист и заставил вздрогнуть.
Вагон дернулся. На мгновенье стало темно, Татьяна зажмурилась, - под закрытыми веками летали белые мушки - и через пару секунд все-таки открыла глаза...
За окном в ярком свете луны белели бесконечные, укрытые снегом поля, яркие звезды до горизонта, вдоль полотна - деревья в белых шапках, и ни единого электрического проблеска.